Sapphire Blog

Sapphire Blog Практика осознанности через письмо.

Узбекистан в 2050 году: между звёздами и пыльюВ 2050 году Узбекистан - это сочетание определённого технологического прог...
05/26/2025

Узбекистан в 2050 году: между звёздами и пылью
В 2050 году Узбекистан - это сочетание определённого технологического прогресса и социальных катастроф. В выжженном солнцем Нукусе планируется запуск первой отечественной ракеты в космос. Узбекистан мечтает стать частью глобального космического сообщества и вкладывает доступные средства в развитие звёздной программы. Белоснежная стрела, украшенная национальным флагом и словами Orzu Sari (К мечте), должна вскоре вознестись в безоблачное небо под звуки гимна. Этот запуск превратится в уникальное для страны событие, становясь символом надежды и центром национальной идеологии. Близка к осуществлению заветная мечта для той части общества, что всё ещё верит в светское будущее государства и прогресс. Однако этот технологический успех выглядит как манёвр, отвлекающий от серьёзных внутренних проблем, охвативших страну.

Внутри границ давно царит кризис, корни которого уходят в десятилетия дикого хаоса, экологической небрежности и политической деградации. Вокруг космической лихорадки господствует другая реальность. Страна, раздираемая противоречиями, смотрит в некогда мирное небо не с восторгом, а с мольбой и гневом. “Мы не нуждаемся в ракетах, мы нуждаемся в воде и справедливом халифате!” - выкрикивают люди, стоя в центре городской площади в Фергане.

Одно из самых тяжёлых бедствий - обмеление Сырдарьи и Амударьи более чем наполовину из-за маловодья и неэффективного использования водных ресурсов. Другая трагедия - окончательная потеря узбекской части Аральского моря. То, что ещё в начале 21 века считалось экологической катастрофой, к 2050 году стало пустыней. Теперь климатические катаклизмы - это постоянное состояние страны: засухи, ураганы, песчаные бури, невыносимая жара и отсутствие зелени. Большая часть деревьев была вырублена в городах под застройки ещё задолго до 2050 года. Часть зелёных насаждений погибла от засух. Уровень грунтовых вод упал до критических отметок, а климат стал более суровым и непредсказуемым.

Сельское хозяйство пришло в большой упадок. Люди покидают кишлаки и районы, перебираясь в города, но там их не ждёт ничего хорошего. Девелоперские проекты, начатые ещё в 2020-х и 2030-х годах, уже находятся в аварийном состоянии из-за некачественного строительства, коррупции и отсутствия надзора. Городские районы превратились в пыльные трущобы.

Средний класс практически исчез, не успев сформироваться в период Третьего Ренессанса. Его вытеснили относительно богатые, держащие в своих руках все ресурсы, и очень бедные, из которых многие оказались на улицах - без доступного жилья, с непомерными процентами по кредитам, безработицей и, соответственно, средствами к существованию. Граждане теряют свой гражданский облик и веру в государственные институты, предпочитая находить истину и справедливость в исламе.

В религиозной судьбе Узбекистана наступил значимый момент: ислам перешёл из элемента идентичности в фактически доминирующую идеологию среди народа. Почти все женщины носят хиджаб, мужчины массово и стабильно посещают мечети, а слово муфтия есть теперь закон. Политическая верхушка формально остаётся светской, но на деле государство всё больше подчиняется религиозным структурам. Мир народа построен вокруг мечети и религиозных авторитетов. Население с бурным негодованием воспринимает план запуска ракеты. В их представлении - это издевательство и растрата народных средств. Для них это показатель того, что светская элита оторвалась от народа и самого Аллаха. Они требуют возврата к религиозным основам и настаивают на создании халифата, который, по их мнению, обеспечит справедливость и духовность. Халифат восстановит порядок и осуществит мечту примерно 50 миллионов моноэтнического населения.

Тем временем, в кругах “Узкосмоса” ведутся подковёрные игры. В агентство стекаются основные государственные бюджеты, направленные на научные исследования. На самом же деле - это новая кормушка власти, где процветают взятки, откаты и распил бюджета. Коррупция окончательно стала фактором вертикали власти.

В стране, как и прежде, установлен авторитарный режим. Очередной диктатор обещал развитие и процветание, но на деле же его администрация усилила режим репрессий и цензуры. Его правление сопровождается внешнеполитической изоляцией от Запада и укреплением коммуникаций с Турцией, Афганистаном и Пакистаном. Правительство трактует это как “союз мусульманских народов”.

В связи с возросшим дефицитом воды и энергии продолжаются вооружённые конфликты с Таджикистаном и Киргизией, окончательно разрушившее все надежды на объединение центральноазиатских стран в единый союз. Переговоры ни к чему не приводят, а разочарованное в воровстве узбекских чиновников международное сообщество почти не вмешивается.

Но, несмотря ни на что – ракета взлетит. Это “узбекский Интеграл”: в ней заключена мечта о том, каким Узбекистан мог бы быть ещё в 2025 году - современным, мощным, прогрессивным. Возможно, она никогда не достигнет орбиты. Возможно, она разобьётся, как и сама целостность узбекского государства. Страна с опозданием пришла к технологическому прогрессу и при этом утратила социальные и экологические ориентиры. Разрушение институтов, обострение классового неравенства, экологическая катастрофа и религиозный радикализм подводят её к краю бездны. К 2050 году перед Узбекистаном стоит выбор: продолжать разрушение или начать движение к возрождению.

Стояла невыносимая жара. Госпожа Кох допивала колд брю, рассматривая карту местности в Google Maps. По капелькам пота с ...
01/19/2025

Стояла невыносимая жара. Госпожа Кох допивала колд брю, рассматривая карту местности в Google Maps. По капелькам пота с носа съезжали черные очки, к влажному телу липли черная футболка и юбка-парашют. По дороге было сделано пару снимков позолоченных статуй богов у Рокфеллер центра на новую Моторолу за 90 долларов - ужасно дешево. Она фотографировала свое отражение в витринах, позируя без смущения. Толпы туристов в поисках нового экспириенса не обращали на нее никакого внимания, обрабатывая пространство смартфонами. Винт с данными был выброшен в мусорный бак где-то на Шестой авеню. Захоронение визуализаций обесточенного старого мира и его копий. Легкая деинсталляция прошлого. Начиналась новая жизнь в неизведанном месте, которая компактно умещалась в два чемодана и в воображении, куда никто не мог заглянуть, как в ewaste от которого она только что избавилась.
Около года спустя, её внутреннее программное обеспечение стало глючить. “Операционная система” часто летит у бывших сотрудников безопасности и разведки из Советского Союза, сообщил психиатр. Несовместимость с протоколами западного мира.
- Ваше сознание - это магнитная лента времён перестройки, - сказал он. - Её можно стереть только с носителем. Еще и энергетика города, пояснил другой врач, делая снимки её мозга.
- Это как спам, а сознание некоторых не готово к трансформации. Плотный поток сигналов и чужих мыслей пробивает защиту, как firewall.
Её фрейм был советским и программы (установки) были подселены в него от рождения. В новой среде у советских программ 80х годов началась настоящая “Перестройка”. За несколько секунд до того, как это случилось, на улице завыли сирены необычайно громко. Аура, жёлто-белая, сжалась до фиолетового пикселя верхней чакры и исчезла, словно сессия в браузере. Защитный слой рухнул, обнажив raw-данные сознания. Тексты превращались в гиперссылки, ведущие к детским кошмарам: побеги от невидимых преследователей, сплетни школьных подруг, архивы «лесби.avi». Разум Фрау стал устройством, раздающим ментальный материал в открытый доступ. Начался mind racing.
- Exposed, констатировал кто-то в ее голове, как уведомление о взломе. Сосредоточиться или расслабиться не получалось. Любой читаемый текст превращался в адресную строку. По адресным ячейкам можно было отыскать любые воспоминания, которые будто синхронизировали, как с винчестера, который она выбросила. Фрау Кох металась по просторному лофту. Постепенно канал передачи теплой волны с картинками сузился и исчез, оставляя беспорядок в мыслях. Одна набегала на другую с невероятной скоростью и госпожа не успевала их отслеживать и осознавать. Словно кто-то перематывал ленту слишком быстро.
– Ты не знаешь, как работает твоя память. Сейчас мы уйдем, – сообщила неизвестно откуда взявшаяся трансляция в голове. Буддийские монахи советуют в этом случае никого не выгонять и попытаться медитировать. Не бороться, а наблюдать. И хотя буддийские монахи адаптированы к XXI веку, в Нью-Йорке, где каждая мысль может быть взломана и украдена, она поспешила на улицу, шурша платьем, словно сбрасывая с себя остатки старой оболочки.
В метро на каждой станции блестели кружочки перечеркнутых красных свастик, которых никогда там не было. Странные галлюцинации, как фейковые новости в таблойдах типа NewYorPost. Ей показалось, что все знают о её фашистском псевдониме, особенно афроамериканцы и транслируют ей запрет свастики. Псевдоним был взят у суки Бухенвальда. Со временем его существования, окружающие стали называть её Фрау Кох. Или просто Госпожа. Её альтер-эго переместилось в новую страну вместе с ней и теперь тоже было обнаружено кем-то, кто говорил в её голове и показывал галлюцинации в метро. Пассажиры пытались заговорить с ней, убеждая, что она актриса, как им известно и она молча им улыбалась. Казалось, что всем видны её мысли, прошлое и намерения и что за всем этим следил каждый.
Прогулка по Центральному парку немного отвлекла, природа успокаила, наползал вечер. Добираться до дома было сложно, мешали голоса. Но при каждом правильном решении или действии некий оператор в голове твердил:
- Guru, Guru.
При неправильных действиях операторов становилось несколько и каждый говорил, что-то вроде “подожди”, “сейчас”, “я помогу”, но других указаний не давал.
– Strong, – констатировала программа уже дома, когда она осталась одна в спальне, лежа в темноте на кровати.
- Come…
Открылся бордовый корридор в стене, на которую она смотрела сквозь темноту. По тонеллю, конца которого не было видно, катил чернокожий мальчик на четырехколесном велосипеде.
– Hey, you! Yes, you! Racist! – кричал ребенок и нагонял её. Она видела этого мальчика на днях, но он ехал за ней молча.
– You did a great job! Can you still hear her? – заговорил вглубине мужской голос работника секретной службы, беседовавшего с соседями, которые слышали её мысли и теперь докладывали секретной службе мыслей, что именно они слышат.
– Yes! Yes! – закричала соседская девочка из своей спальни этажами ниже, подключаясь к 90-долларовой Мotorolla верхней соседки, отслеживая каждый её шаг или поиск в Google.
Коридор затянулся, как круглая ранка без шрама. Видение прекратилось.
Телефон завибрировал от входящего сообщения сестры:
“Поговори с психологом. У тебя шпионы. Тренируйся.”
Госпожа Кох созвонилась со специалисткой из Киева по прилагаемому к сообщению номеру телефона. Психолог посоветовала обратиться к экзорцисту и отменить кофе. Затем еще та другая пара врачей и ей выписали препарат, блокирующий дофамин.
Теплая долгая осень рассыпалась над городом. Госпожа Кох сидела под лопастями пыльного вентилятора перед зеркалом и заучивала попеременно молитвы и военный кодекс американского морфлота, готовясь к экзорцистскому ритуалу и тренеруя внутренние программы жесткими командами. Меняя свое внутреннее ядро.
Внезапно подключения сущностей возобновились. Будто кто-то в самом деле нашел её хард-диск и снова просматривал все файлы. Оператор включил настольную лампу в её голове и исследовал данные. От исследования каждого файла стало подергивать в мозгах, возникали чьи-то совсем чужие мысли в голове.
– Fck! Fck! Fck! – все громче стала возмущаться афро-американская мужская сущность, называемая Папа или Нью-Йорк. Программа билась с другой по прозвищу Мама, Джуиш или Бруклин. Она проникала ночью во время сна через спинной мозг в мозжечок, как электрический разряд. Потом перемещалась в миндалевидное тело к лобным долям и повторяла всю ночь:
– Нииииг**ррр, Нииии**ррр!
Спать стало невозможно. Однажды, пытаясь уснуть, Фрау Кох мысленно перешла на ругань, чтобы избавиться от всех навязчивых мыслей разом. Тут новая мыслеформа загроулила:
– Rrrussian, bitch.
– Пида**шн! Что это? – помыслила хозяйка тела, закрыв глаза.
– Радар, – ответила программа и заиграла дрон с ситаром.
– Target, sleep – приказал оператор ночной инспекции в её сознании и направил невидимый луч жжения прямо в центр тела.
– Вставай. Вставай, я тебе говорю. Включи свет и подними руки вверх. Вот так. Одевайся, пойдем, я провожу тебя, — настаивала неизвестная доброжелательная программа.
Госпожа Кох вышла ночью из дома, подчиняясь дружелюному мысленному голосу. Кто-то телепатировал в голове, пока она устраивалась в дорогой отель, с трудом контралируя себя. Возможно, бывает способность слышать эгрегоры? Астральные подключения? Искусственный интеллект? Или все сразу, полный хаос, который сложно контролировать.
Голая в одеяле, она смотрела на огоньки Бруклина в окне отеля и пила крепкий чистый виски, чтобы отключиться. В небе кружил вертолет и ей казалось, что он следит за ней, как за новой самой опасной женщиной города.
Номер отеля стал наполнятся густым черным мраком, как клубами дыма. Включился телевизор и показывал помехи. На их фоне звучал знакомый смех друга из Лондона и проглядывалась, сквозь глитч, его зубастая улыбка. Он её телепатически искал в западном информационном поле, но через воспоминания связаться с ней не удавалось.
– Что это за игра? – испугавшись, помыслила Фрау.
– Anxiety. Это не игра, спрячься – отвечал проводник-оператор в её голове.
Она спряталась от мрака, все гуще наполнявшего комнату в ванной. В стене снова открылся портал. Она видела в нем свою обнаженную фигуру, в которую светил фонарик ночного досмотра. Снаружи завыла сирена.
– Дыши глубоко, — скомандовал проводник в сознании. – Сейчас тебя дефрагментируют.
Чувствовалось, что в легких забилось много ругательных слов и рассистских оскорблений, которые бились навязчивыми мыслями каждую ночь.
– Did you curse at me? – повторяла инспекция и водила по телу гудящей резонансной волной, отлавливая навязавшиеся мысли на расстоянии. Волны антивирусной программы доходили по электромагнитному полю.
Утром она чувствовала, что её сознание — это как GitHub – open-source, где каждый может внести правки.
Пока Фрау засыпала, кто-то читал Тору нараспев при желтом свете утра. Казалось, что номер в белом дыму. Во сне снова кто-то проверял её файлы, просил абсолютной честности и root-доступа. А за окном, в облаке данных, уже копился новый апдейт — версия, без альтер-эго.

Мирное небо Каримовской оттепели виднелось из окна, выходившего на многоэтажный дом – архитектуру позднего советского мо...
01/19/2025

Мирное небо Каримовской оттепели виднелось из окна, выходившего на многоэтажный дом – архитектуру позднего советского модернизма. Снайперов на крыше не было видно. Внизу тянулась серая дорога в ташкентский аэропорт. Пустые, мокрые от снега тротуары мели дворничихи в оранжевых жилетах. Грядущая встреча глав государств нарушила мой обычный день: меня вызвали на допрос в просторный кабинет на самом верхнем этаже здания, и он длился до самого вечера.
Статус происходящего оставался неопределённым. Официально я не была задержана. Начальник паспортного стола требовал явиться для исправления каких-то ошибок в документах, и я решила, что это формальность. Но вместо ожидаемых вопросов о поездках за границу где я могла бы заниматься проституцией, меня ждали беседы о национальной безопасности. Молодой сотрудник, словно стажёр, показывал мне список запрещённых изданий, обращаясь с преувеличенной любезностью, как будто я была знаменитостью. Его манера располагала, но я понимала, что это лишь тактика.
Снаружи дворничихи продолжали скрести асфальт, а внутри кабинет наполнял холодный свет. Я сидела на зелёном стуле и думала, как отличить сотрудника Первого отдела в толпе. В воображении плыли лишь абстрактные серые фигуры в одинаковых галстуках. За отказ отвечать на вопросы меня передали старшему, и атмосфера мгновенно изменилась. Его взгляд, тон и манеры напоминали холодное ощупывание внутренних органов, словно я оказалась под сканером какого-то бездушного механизма.
Меня уже наказывали за "неправильный круг знакомств", лишив работы. Теперь угрожали тюрьмой. Перед встречей глав государств требовались отчёты об устранении опасных лиц, а я — удобная мишень, беззащитная и, как им казалось, готовая назвать имена. В какой-то момент я осознала, что могу обозначить врагом кого угодно. Это было отчаянное, но реальное чувство маленькой власти.
Когда дорогу из аэропорта перекрыли для проезда важных гостей, я вышла из здания свободной. Слежка прекратилась, одинаковые мужчины в кожаных куртках исчезли, и вместе с ними будто рассеялась постоянная тревога.
Со времени январского митинга прошел год. Когда всё только случилось, через несколько дней завели административное дело, которое привело к суду. Заседание, похожее на кафкианский фарс, проходило в большой комнате с белыми стенами. Среди зрителей — только два секретаря, синхронно скрежещущие ручками по бумагам, будто исполняли заранее отрепетированное представление.
Я признала своё участие в несанкционированном собрании. Мне выписали штраф. С работы меня выбросили почти сразу - без долгих объяснений, одним коротким приказом.
Освободившееся время я потратила на открытие своего маленького рекламного дела. Вместо клиентов, уже в первую неделю мне позвонил агент налоговой инспекции. Он говорил с напускной небрежностью, но в голосе слышалась угроза, завуалированная под дружелюбие.
— Подъедем к тебе обедать, — сказал он и в голосе мелькнуло что-то маслянистое. - Сделаю базар. Цыплята табака, коллеги, ты же не против? Познакомимся поближе, отдохнем.
В голове сразу всплыла картинка: коротковатые чёрные брюки, которые он носил, и носки — белёсо-жёлтые, с серыми разводами, как напоминание о некачественной обуви и ещё более некачественном человеке. Я лежала в большой тёплой постели, слушала его голос и разглядывала потолок.
- Гостей не приглашаю, - ответила я спокойно отключилась от звонка. Потом поднялась, накинула китайский шёлковый халат и вышла покурить.
На общей галерее дома в старом кресле сидел сосед - золотозубый цыган Рифа. Он размеренно затягивался сигаретой и смотрел, как в небе взлетает самолёт. Его поза, расслабленная и уверенная, говорила, что он вовсе не собирается никуда спешить. На нём были треники адидас и туфли, которые могли бы принадлежать модели из рекламного ролика Gucci.
- Как дела, красавица? — спросил он, не поворачивая головы.
- Звонили из налоговой, - сказала я. - Хотели приехать в гости обедать.
Сосед усмехнулся, оголив два ряда золотых коронок.
- Они все такие. Однажды наш районный налоговик занимал у меня деньги. Четыре тысячи сумов - копейки, а до сих пор не вернул.
Четыре тысячи сумов, действительно, звучало унизительно и это был яркий штрих к портрету налогового инспектора. Мелкий, как и его угрозы.
Рифа стряхнул пепел на бетонный пол галереи и задумчиво посмотрел в другой конец, где бегали полуголые дети жильцов. Для них это утро ничем не отличалось от вчерашнего. Лица раскрасневшиеся, волосы сбившиеся - они носились, как маленькие дикари в своем маленьком мире.
Следующим на очереди был один из начальников налоговиков. Он прямо, без стеснения, предложил мне стать его любовницей.
- Любовница ведь проще, чем жена, - проговорил он с сильным акцентом и улыбаясь так, будто делал мне невероятное одолжение. Действительно, вторая жена претендует на автомобиль, недвижимость, обеспечение общих детей. А любовнице достаётся еда, подарки... и никаких обязательств.
Я отказалась. После этого он вдруг сменил тактику и принялся настаивать на подписке на газету «Налоговые вести». Когда я отказалась и от этого, он обиделся.
Дела у меня шли плохо. Клиентов было очень мало. Вечерами я пыталась отвлечься в Челси-пабе. Там, в сумраке помещения, всякая неловкость растворялась. Скрип деревянных половиц под каблуками столичных красавиц, незатейливая музыка и слабый свет, отражавшийся от высоких бокалов, создавали иллюзию, что жизнь по-прежнему может быть лёгкой и даже праздничной.
За стойкой я встретила знакомого предпринимателя. Он был убеждённым патриотом, свято верил в бизнес-будущее нашей страны и пытался убедить меня продолжать своё дело.
- Всё получится, поверь! У Узбекистана большое будущее! - говорил он, поднимая стакан с виски.
Я поделилась с ним своим опытом общения с налоговой инспекцией. Он слушал, но сказать было нечего. Еще мы оба хорошо понимали, что бизнеса тут без откатов не бывает. Я попыталась завести разговор о коррупции, но он нервно отмахнулся. Это была неудобная тема и он скользнул взглядом мимо меня.
Неловкую паузу прервал спортивного вида парень, подойдя к нам неожиданно, будто его специально отправили для спасения разговора. Предприниматель вдруг распрямился, заорал, как в армии:
- Кто такие были на митинге?!
- Долбоёбы! - громко подхватил парень, широко улыбаясь.
- И что с ними надо делать?!
- Расстреливать!
Парень громко заржал, а я замолчала. Диалог оборвался, но в памяти остался только этот короткий эпизод. На мгновение мне показалось, что я вижу целую цепочку: от "расстреливать" до мирного смеха, от агрессии до безразличия. Но разве стоит исправлять чужие выводы о политической активности соотечественников, если человек даже не успел по-настоящему их осмыслить? Всем нужно время для роста и я не стала ничего отвечать на эту выходку против ожиданий мужчин.
Позже я узнала, что парень разбился насмерть на параплане где-то в Индии. Молодое, красивое тело, разорванное в свободном полёте.
Любопытно изучать друг друга через призму наших телесных оболочек - хрупких и временных в жизненном полете. Но в любом свободном полёте есть границы. Чьи-то границы свободы неизбежно касаются чужого пространства. Стоит уступить немного - и кто-то начинает проявлять доминирование, обесценивание, агрессию.
Взять! Лежать! Жрать! Стрелять!
Свободное пространство, полученное за счёт подавления другого, заполняет Эго альфа-особи. Доминировать, подчинять, унижать - именно так они строят свою власть. Им нужно больше пространства, больше контроля, больше подчинённых. Это их природа и такие люди и хотят расстреливать.
Не допив виски, довольный знакомый уступил меня другому мужчине - тому, кому он явно хотел продемонстрировать своё иерархическое уважение самца. Новый собеседник сразу предложил стартовую ставку: духи и платья. Без разговоров о статусе, без титула "девушка", "вторая жена" или даже "любовница".
- Недавно мне понравилось в ОАЭ, - сказала я, отводя взгляд.
Мужчина в розовой рубашке замер, приняв мои слова за намёк на оплату всех возможных расходов - и, поразмыслив, предпочёл удалиться. Я проводила его взглядом, внутренне усмехнувшись. Перед глазами вдруг всплыли образы знакомых девушек, которые любили проводить "тренинги" для подруг, обучая их, как "раскрутить" начальника Водоканала или директора Электросети. Экономика целых регионов, казалось, вращалась вокруг их нарядов и желудков. Но я так не умела и не хотела. Я функционировала иначе, а потому автоматически отпугивала тех, кто искал постоянный с**с, компенсируемый материальными благами.
Знакомый вернулся за стойку, как будто ничего не произошло. Он хотел продолжить разговор о бизнесе и родине. Недавно он вернулся сюда из России, где прожил несколько лет, а я уже миновала свою точку невозврата - в тот момент, когда вышла из зала суда с оштрафованным достоинством и мрачной решимостью. Мы оба намеривались доказать друг другу свою правоту, как будто в этом был скрыт какой-то смысл.
Я предложила ему продолжить разговор у меня. Он согласился, но всё время говорил с насмешкой, будто хотел скрыть свою неловкость. Большой, уверенный в себе мужчина вдруг начал теряться в моём мрачноватом муравейнике. Слова у него заканчивались слишком быстро, как будто он не знал, что делать дальше, оказавшись в моей студии.
Разговор не клеился. От скуки я задрала стройные голые ноги вверх, полулёжа в бинбеге, и покрутила ими в воздухе. Густое, почти осязаемое молчание заполнило комнату. Он посмотрел на меня, но ничего не сказал. Вскоре он ушёл, так и не доказав мне ничего - ни о родине, ни о себе, ни о своей правоте.
Через какое-то время мы случайно встретились в очередном баре. Он громко сообщил мне:
- А ведь я бы мог тебя трахнуть, если бы захотел!
Эта фраза была адресована не столько мне, сколько его друзьям и случайным слушателям. Реакция на тот вечер в моей квартире пришла с задержкой, но её смысл был неясен. Это был его ответ, попытка самоутверждения и оправдание?
В моём мире не существовало понятия "слайтшейминг", чтобы дать ему возможность выглядеть подлецом, а мне — жертвой. Гендер не определял каждое моё движение, не превращал его в с**суальное заигрывание. Задранные к потолку голые ноги вовсе не были приглашением к с**су. Это был просто жест, момент, случайное движение в пространстве от наползавшей скуки.
Но во внешнем мире, на который я смотрела из своей нежной телесной оболочки, свобода становилась чем-то лишним. Понятие "шлюха" не было устаревшим, а женщина, приглашавшая мужчин к себе домой, автоматически становилась ею. Именно это, вероятно, он хотел сказать, громко объявляя всем, что "мог бы меня трахнуть".
С момента митинга прошёл год. Примерно столько же времени прошло с нашей встречи. Теперь я сидела на допросе.
- Назовите фамилии- потребовал сотрудник.
Я назвала только его фамилию.

Вечер начался в Turtles all the way down. Название бара происходит из анекдота: Земля покоится на спине гигантской череп...
01/19/2025

Вечер начался в Turtles all the way down. Название бара происходит из анекдота: Земля покоится на спине гигантской черепахи, и когда кто-то спрашивает, на чём стоит эта черепаха, ответ - на другой черепахе. Когда спрашивают, на чём стоит следующая черепаха, ответ продолжается - черепахи до самого конца. Шумное место.

Я сижу между двумя женщинами. Беловолосая справа пахнет текилой. Сегодня её день рождения, и она празднует его с друзьями, покупая шоты. Я говорю ей, что она Рыбы, мы выпиваем за её день рождения, и она улыбается, когда я упоминаю, что мой был всего неделю назад. Через минуту она уже уходит танцевать, оставляя меня в одиночестве с моими мыслями. Женщина слева, с отёкшим жёлтоватым лицом и набухшими веками, кажется мне отражением возможного будущего. Её худые неухоженные руки, отсутствие макияжа, запах дешёвого шампуня — всё это создаёт образ заброшенной богини.

Мы сидим вглубине бара. Позади нас в аквариуме лениво плавает крупная черепаха. Мы говорим друг другу cheers и выпиваем по стопке. Мне кажется, что я излучаю скуку, зелёную и липкую, как мох, и всем это видно. Мне неловко за своё одиночество, за эту нарочитую попытку быть здесь, но не быть частью происходящего. Это становится невыносимо, и я ухожу, не оставив бартендеру чаевые — невероятно грубо с моей стороны по меркам Нью-Йорка. Позже, в японском ресторанчике на Малкольма Экс, я встречаю Соню, празднующую свой день рождения в одиночестве. Мы выпиваем саке, обсуждаем, что обе Рыбы, и она внезапно приглашает меня к себе.

По дороге мы встречаем двух девиц, которые направляются в Вильямсбург. Соня предлагает им все свое “добро”. Через десять минут я стою в её кухне, пока она достает из духовки грибы, марки и траву и отдает девушкам. Тем временем, я смотрю на портрет Болдуина на стене, слушаю тихий джаз. Соня возвращается и делает мне выпивку, спрашивая – наркоман ли я? Какое это имеет значение, если все наркотики уже на пути в Вильямсбург? Она заходит с другой стороны и интересуется, почему я замужем. Мне непонятно, чего она от меня ожидает и танцую. Вместо ответа, я вступаю в её игру и спрашиваю: почему черные часто говорят aks вместо ask? За это хозяйка назвала меня расисткой. Такое чувство, что весь вечер она ждала повода в чем-то меня обвинить: в возможной наркомании, в расчетливом замужестве, в неосознанном расизме, чтобы со скандалом выставить из своего пространства. Оказавшись за порогом её квартиры, я направляюсь смотреть бурлеск в Pink Metal.

Там со мной знакомится Ведьма. Её тяжёлое тело двигается на стойке в такт Доджа Кэт, анархистский символ на трусиках притягивает взгляды. Она садится на шпагат, касается стойки, изображая фрикции, и я не могу отвести взгляд. Но на мгновение её внимание переключается, и я остаюсь одна. Незнакомец пытается завязать разговор о политике. Он хочет знать, что в моей стране думают о России. Я отвечаю, что он мало слышал о моей стране именно по причине её нейтральности в политических вопросах. Small talk не удался, мы оба теряем интерес и мои шансы обрести друга снова растворяются.

Динамика Нью-Йорка, кажется, не оставляет места для настоящей дружбы. Здесь всё мимолётно: улыбки, разговоры, случайные прикосновения. Каждый вечер — как последний, но никто не торопится впустить другого в свой мир. Я иду домой через моросящий дождь, который смешивается с огнями вывесок, туман обволакивает мысли. В тишине своей квартиры я ложусь в холодную постель, вспоминая женщин, которых встретила за этот вечер: тех, что поглощали текилу, скандальную Соню с её странными вопросами и танцующую Ведьму, чьё движение на стойке до сих пор мерцает в моих мыслях. Этот город — как она: грубый, прекрасный, пугающий и притягательный. Нью-Йорк впускает тебя, но не держит.

№85/11 3На других этажах жили свои звезды. Например, литературовед на 12-м...
07/22/2024

№85/11
3
На других этажах жили свои звезды. Например, литературовед на 12-м. Очень полная и бесконечно образованная девица Томаш-Ивжения, Маша. Она нескрываемо считала себя интеллектуальной элитой. По её словам, она жила раньше в Абхазии. Ей пришлось немного потусить в Москве в 90е и в Бухаре после этого, прежде чем она окончательно поселилась в квартире своего умершего отца-горняка с пожилой матерью-уборщицей в Ташкенте. После гормонального сбоя в организме, она набрала большой вес и потеряла значительную часть своих густых пышных волос, которые заплетала когда-то в толстую рыжеватую косу. В прошлом оставалось много поклонников и один бывший муж. В её арсенале было много циничных и странных историй о сложившейся жизни и опыте. Например, как она прикладывала окровавленные прокладки к акне на лице, когда была в Динином возрасте, в котором Дина страдает от акне. И все прошло. Наверное, это можно отнести к категории странного опыта, которым Маша посчитала нужным поделиться при знакомстве.

Она жила над Диной и часто слышала аромат её духов, звуки её музыки и стоны её гостей. Томаш деликатно намекала, что ведает многое про жизнь соседки, но никак не осуждает, а скорее – восхищается её красотой и необычностью. Даже взялась выращивать для нее цветок, но тот оказался “не фертильным” и растения Дина не получила.

Как-то она подсунула под деревянную дверь Дининой квартиры распечатку из интернета с содержанием довольно забавным: Как понять, что ваша соседка – ведьма? В коротком тексте описывался тип молодых, красивых, глуповатых и беззаботных женщин, которые легко очаровывают окружающих. Секрет их заключался в том, что они – ведьмы. Маша написала эту коротенькую нелепую статью, вдохновившись соседкой и разместила текст в интернете. Текст даже пользовался популярностью. Копия досталась Дине в качестве комплимента и расписки в полнейшем восхищении!

Томаш преподавала в колледже и подозревала о том, что её любимка с 11 этажа недостаточно образована, но старалась обходить этот угол, всевозможно ухищряясь в своих диалогах с ней. Её хорошее и бережное отношение к комплексам Дины оставалось некоторое время необъяснимым. Она приглашала Дину на чай и прогулки вдоль речки Салар, много рассказывая о том, что думает об окружающих. Они были для нее тупой безвкусной массой, неспособной ценить Бальзака или стильно подбирать гардероб. Дина кивала, помалкивая о том, что и у нее полный провал с Бальзаком. Гардероб же её был не особенно богат, но довольно элегантен. Но было ли этого достаточно, чтобы компенсировать то, в чем Томаш жестоко упрекала людей вокруг? Дина стала для Маши кем-то вроде Мадонны – революционно с**суальной, смелой и популярной.

Из командировки Дина привезла Маше дорогие духи Гуччи и пригласила её в гости выпить. Из той же поездки была завезена порция импортного алкоголя из дьюти-фри. Соседка появилась вовремя в домашнем цветастом ситцевом халате. Дина немного недоумевала, как можно критиковать окружающих за отсутствие вкуса, являясь в гости в разноцветной робе, напоминая таитянскую женщину после миссионерского вмешательства в её внешний вид. Поговорили немного о текстах Дины про смерть, которые она изредка писала и заготовила для Томаш заранее. Никакого особого мнения короткие опусы у литературоведа не вызвали, производя довольно слабое впечатление на фоне Бальзака и пишущей самой себя. К тому же, Машу-Тельца интересовала бурная жизнь, а не готичные нарративы про её конец. Это немного расстраивало – Дина рассчитывала на профессиональное мнение эксперта в литературе о своих набросках. Взбодрил алкоголь. Закусок к выпивке не предлагалось и обе достаточно быстро захмелели.

Хозяйка квартиры включила музыку и стала медленно танцевать. Играли Joy Division. Томаш сидела на розовом диванчике и попивала джин со спрайтом, не прерывая перформанса. Возможно, вспоминала время, когда она была стройна и хороша, как теплый осенний день. Возможно, её пугало такое внезапное эксцентричное пробуждение. Может, ей просто было скучно, но она молча смотрела на танцующую, как на разнообразие. Та же решила выкинуть что-нибудь необычное, чтобы удивить гостью и начала медленно снимать с себя одежду. Сначала в сторону Томаш полетели короткие кожаные шорты, затем рубашка и Дина осталась в одном черном белье от Викториас Сикрет. Как утверждали литературные подруги, женщина не может читать концептуальную литературу и носить фирменное нижнее белье одновременно – это несовместимо. Женщина в брендовом белье должна быть лишена потребности в сложных вещах. Дина опровергала это заявление. Наверное, ей как-то хотелось донести свою исключительность до Томаш и она продолжала плавно двигаться под музыку. Совсем не хотелось, чтобы весь этот номер пропах с**сом или похотью - хотелось вложить в свои жесты как можно больше утонченности и эстетики. “She lost control again” - доносился из сабвуфера голос Яна Кёртиса. Соседка в ситцевом халате такой музыки раньше не знала и слушала с интересом. На следующей песне австралийских HTRK, Sweetheart, Дина как во сне покачивалась на холодном черном полу среди красно-бордовых стен с закрытыми глазами. I need you, my sweetheart, my sweetheart. Под эту песню она вспоминала архитектора из Берлина, который поделился с ней этой музыкой и знаниями о современном искусстве. Он снился ей где-то в осенней арке сталинки, занесенной желтой листвой чинар, в черно-белом костюме и с дипломатом, полным бумаг. Он плакал и говорил, что облажался перед своими родителями и, вообще, крупно облажался в жизни, сидя на асфальте в растрепанном виде, рассыпая бумаги. Он был длинноволосый, умный француз. Дина проснулась с ним в одной постели после этого сна в гостинице. Где-то в городе были отели, но это была постсоветская модернистская гостиница с баром внизу, где они вчера напились и теперь уже сложно было понять - были ли его сожаления о большой лаже сновидением или пьяным откровением поздней ночью, не перешедшей в с**с.
– И это все? Немного водки достаточно, чтобы проснуться с тобой? - пошутил он и резко разбил ей этим что-то в сердце. Дина ответила, что выбирает партнеров сама исходя из своих симпатий, а не за выкуп и пошла пить кофе на балкон с видом на зеленый парк.
Она стояла уже голая посреди зала, избавившись в танце от нижнего белья. Белая кожа, “нерожавшие” узкие бедра, королевская грудь (когда между грудями может поместиться ладошка, как говорили когда-то одноклассницы), выбритые подмышки и пах. Раздался шум входной двери. Томаш вышла из квартиры без слов.

Некоторое время было совершенно невыносимо думать об этом визите и своем поведении. Дину мучила совесть за то, что она повела себя как развратница – разделась и танцевала голая. Стыд сжигал её при мысли о том случае. Она не ждала, что Томаш будет с ней общаться, когда под дверь подсунули новое послание. Это было письмо, распечатанное на листе А4, надушенным Гуччи. Томаш признавалась в любви и вожделении. Она представляла себе с**с с Диной и очень его хотела. Только Дина приводила её с**суальное воображение в активность. Сама она надеялась быть пассивной в их возможном союзе. Дину это мгновенно рассмешило – очередная поклонница готова! Пропасть между ними сократилась. А эти чужие мучения влюбленности доставляли ей моральное удовольствие. Доводить своих “жертв” до слез и тоски Дина умела достаточно ловко и жадно впивалась в каждый такой случай ядовитым жалом. Ледышки, подбрасываемые всякими архитекторами в область её наивного сердца делали её холодной к любви и жестокой к влюбленным.
Вскоре Маша пришла с цветами и пивом. Робко постучала воскресным днем в окно кухни, выходившей на общую галерею. Дина курила внутри, развалившись в красном бинбеге, выдувая дым в полуоткрытое окно. Визит был неожиданным и проходил в начале немного скомканно. Попили пиво на кухне, прополоскали серых окружающих. Розы оставались лежать на столе – нелюбимые цветы хладнокровной ведьмы. Поцеловались. Тут Дину прошиб холодный пот от мысли, что между ними действительно может произойти с**с. Это был совсем не её тип женщины и быть с ней активной совсем не хотелось. Сквозь жалость, пробивалось чувство брезгливости к её толстому телу, большой груди и мокрому влагалищу. Но пальцы уже касались её белой кожи, редких волос, пухлых щек. Руки медленно раздевали Машу и когда она была готова, Дина рассмеялась и стала выталкивать её из квартиры.
- Уходи, уходи отсюда! Вон! - толкаясь орала Дина. Её хотелось раз и навсегда излечить влюбленность соседки и запомниться навсегда. Наконец Маша оказалась на галерее, пытаясь одеться в очередную цветастую робу. Дверь квартиры номер 53 (как портвейн), с шумом захлопнулась, щелкнул замок. Это была их последняя встреча. Примерно через год стало известно, что теперь в квартире на 12м родился ребенок, девочка. Тогда же Дина съехала.

Address

New York, NY

Website

Alerts

Be the first to know and let us send you an email when Sapphire Blog posts news and promotions. Your email address will not be used for any other purpose, and you can unsubscribe at any time.

Contact The Business

Send a message to Sapphire Blog:

Shortcuts

Share

Category